4.png
Бутовский полигон – крупнейшее в Московском регионе место массовых расстрелов и захоронений жертв сталинских репрессий. Сегодня известны имена 20760 человек здесь убиенных. Эти люди были расстреляны в течении очень короткого периода времени, с августа 1937г. по октябрь 1938, а полигон функционировал с 34 по 53 год…
Те, о ком мы знаем – мужчины и женщины в возрасте от 14 до 82 лет, представители 73 национальностей, всех вероисповеданий, всех сословий, но большинство из них, простые рабочие и крестьяне – русские православные люди.
Около 1000 человек, из числа погребенных в Бутово, пострадали как исповедники Православной Веры, более трехсот, сегодня прославлены в лике святых.
Название нашего сайта – martyr (мартир), происходит от греческого μάρτυς, что в буквальном переводе значит – свидетель, на русский чаще переводится как мученик. Сайт посвящен, прежде всего, убиенным на Бутовском полигоне за Православную Веру, но не только. Мы собираем и публикуем материалы о всех пострадавших в Бутово и иных местах в годы репрессий, независимо от их национальности и вероисповедания.

БУТОВСКИЙ КАЛЕНДАРЬ

подробнее

france Spain

Ко дню памяти преподобного отца нашего Сергия (18.07)

Посещая Лавру Преподобного Сергия, мы в первую очередь стремимся в Троицкий собор к его раке. По пути поклонимся могилам почитаемых старцев отца Кирилла и отца Наума, и музыкальной души Лавры отца Матфея. Войдя в собор, возьмем свечи, почти не глядя на отца-свечника, проследуем в сам собор, где, принесем молитвы и приложимся к цельбоносным мощам Игумена Земли Русской, возлагая на него наши заботы и скорби. Затем мимо гробового монаха, совершающего молебен у раки, через Никоновский придел выйдем на двор перед покоями Патриарха. Обернемся к собору, перекрестимся и еще и еще раз ощутим, «как хорошо нам здесь быти». Но как редко мы задумываемся о том, кто сохраняет этот удивительный дух, дух Лавры, своим монашеским, повседневным, для нас паломников почти незаметным трудом.

          Об одном из таких подвижников, нашем современнике, которого Господь сподобил почить накануне летнего дня памяти Преподобного наш сегодняшний рассказ.

Троицкий синодик. Иеродиакон Софроний (Кузин, † 2001)

Отец Софроний родился 19 сентября 1922 года в семье рабочего. В Крещении получил имя Сергий. Детство его прошло в селе Дунаевка Юрьев-Польского района Владимирской губернии. Окончил четыре класса начальной школы. Побывал в детдоме – мать умерла, отец погиб на фронте.


Иеродиакон Софроний (Кузин)

В конце первого года Великой Отечественной войны его призвали в армию минометчиком, но на передовой побывать не пришлось – попал на Забайкальский фронт. Нательный крест не снял, хотя угрожали и даже называли предателем. Рассказывал: «За время войны я не сделал ни одного выстрела, не мог стрелять». Но был случай, когда в его присутствии насильник стал хвастать тем, что растлил невинную девушку, и отец Софроний его чуть было не застрелил его.

После войны пару лет работал в военизированной охране, а в 1948 году загорелся желанием поступить в только что открывшуюся Троице-Сергиеву Лавру. В первый раз ему отказали – не было прописки. Тогда решил: «Надо вести себя помудрее. Устроюсь работать, а про монастырь буду молчать. Заработаю прописку и пойду в Лавру». Устроился пастухом в один из колхозов Загорского района. Вошел в доверие к председателю, о монастыре, действительно, молчал и шесть лет пас скотину. Когда подошел срок и стали оформлять документы, предупредили: «Только смотри, чтоб в монастырь не ходил!» Он спокойно, даже с вызовом, ответил: «Как же! Обязательно пойду!» Председатель прямо ахнул, но было поздно, все печати уже поставили. С этими документами Сергий пришел в Лавру и трудился в ней с февраля 1954 года, когда наместником стал архимандрит Пимен (Извеков), будущий Патриарх Московский и всея Руси. Им же 29 сентября 1954 года он был пострижен в монашество.

Первые три года в монастыре отец Софроний работал на просфорне, пек просфоры. К делу относился настолько ответственно, что расстроил свое здоровье. По-владимирски «окая», рассказывал: «Была печка, а я в эту печку голову совал, чтоб посмотреть: испеклись просфоры или нет. Голову на этом я себе повредил. Она стала у меня постоянно болеть с того, что я в печку-то голову совал...»

На Благовещение 1958 года епископ Полтавский и Кременчугский Серафим рукоположил монаха Софрония во иеродиакона. На первой же службе говорят: иди, читай ектенью! Отец Софроний вышел из алтаря и без остановки прочитал сразу все прошения ектении, напечатанные в Служебнике. Все оторопели... Но потом освоился и служил хорошо, пока более молодые собратия его не сменили.


Иеродиакон Софроний (в центре), фрагмент братской фотографии, 16 февраля 1963 года

Интересные отношения сложились у него с братским духовником архимандритом Кириллом (Павловым). В пору казначейства Батюшки, у иеродиакона Софрония было особое послушание, о котором никто не знал: он приходил к отцу Кириллу и получал деньги на бедных людей. Зайдет к нему, выйдет и вскоре появляется у монастырской проходной, где эти деньги раздавал нуждающимся, как бы от себя. Благодаря его молчаливости дело оставалось в тайне, а батюшка Кирилл освобождался от нападений и искушений, связанных с раздачей милостыни в те нелегкие годы. Отец Кирилл ценил рассудительность отца Софрония и его умение разбираться в людях: он знал всех нищих, кто из них в чем нуждается. Порой, стучался и настойчиво просил: «Вот там такая-то стоит, плачет, ей надо – у нее детишки...». Отец Софроний был сострадателен, хотя внешне казался грубоватым. 

На именины отца Софрония (9/22 декабря память святителя Софрония Кипрского) в Лавре всегда совершалось всенощное бдение в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость». Архимандрит Кирилл в ту пору был крепче здоровьем и практически всегда проводил общую исповедь, в конце которой, по своему обыкновению, перечислял святых покровителей братии и завершал отпуст с особым выражением и торжественностью: «... и святителя Софрония, епископа Кипрского, его же память ныне совершаем...» Было видно, что Батюшка особо поощряет отца Софрония в его трудах, благорасположен к нему.

В прежние годы на братском обеде отец Софроний часто и непередаваемо читал жития святых. Читал очень внятно, медленно и проникновенно. Получалось и строго, и с переживанием. Как-то раз он читал слово о поведении монаха в монастыре, а именно о том, что монахам нельзя общаться с женщинами. Прочитав поучение, Софроний остановился, обвел всех взором и со строгостью громко вопросил: «Слышите, монахи?! Нельзя общаться с женщинами!» – и продолжил чтение. Замечание это сделал сурово и властно – тоном патриарха, а не иеродиакона! 

Как мы уже упомянули, он отличался молчаливостью. А если говорил, то очень весомо и глубоко, мог сразить любого монастырского острослова, своим словом побеждал всякого. Ответы его были настоящими афоризмами.

Так, однажды на «втором столе» братской трапезы, где порядки более свободные – братия сами берут себе еду, переговариваются, к отцу Софронию подсел один батюшка архимандрит и несколько вольно, но с любовью обратился: «Отец Софроний, как хорошо с тобой рядом покушать!» На что тот очень серьезно и невозмутимо тут же ответил своим грубым низким голосом: «А в аду со мной приятно будет сидеть?» Сразу пресек шутливый настрой и дал иное направление разговору. Батюшка не нашелся, что ответить. Невольно вспоминаются слова Христа, сказанные преподобному Силуану Афонскому: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся...»


Отец Софроний (слева от стола с приношениями) по своему
обыкновению следит за свечками на соборной панихиде
(1992 год, кадр из фильма «Сердце России»)

Говорил иеродиакон Софроний всегда по делу и часто так, что тема разговора раскрывалась с неожиданной стороны. В последние годы жизни, пока не ухудшилось зрение, его послушанием было чтение синодиков. Однажды к нему, читающему около левого клироса в Трапезном храме, подошел кто-то из братии и протянул второй синодик, на что услышал нестандартный ответ: «Что я, о двух головах, сразу два синодика читать?..»

Был он очень добросовестным. Если при чтении синодиков замечал ошибку в написании имени, то исправлял, имея при себе в кармане перочинный ножичек и карандаш. Если же чего-то не знал или сомневался, то обращался к старшей братии и, уточнив, подчищал неправильное слово. В синодиках часто встречались его исправления и подчистки. После братского ужина регулярно ходил на вечернее чтение монашеского правила. Стоял на коленях в сторонке, опершись на лавку, и внимательно слушал слова молитвы, порой вытирая украдкой слезы.

Отец Софроний любил бедных лаврских прихожан. Помогал им чем мог. Раздавал свою пенсию нищим. Если просили, мог, не жалея, отдать сразу все деньги. Часто кормил людей пищей с «первого стола» братской трапезы. Весьма своеобразно он отмечал свой день Ангела: после обеда выносил к монастырской проходной большой поднос с горой разных «вкусностей». А за воротами его уже ждала кучка голодных «чад». Постоянно кормил птичек остатками обеда.

Долго, лет двадцать, дежурил в храме ночью под праздники. Многим лаврским паломникам, посещавшим монастырь в то время, запомнилась его небольшая фигурка в старенькой рясе. Когда бабушки читали правило к причащению, отец Софроний садился у аналоя с праздничной иконой лицом к ним, спиной к иконостасу и внимательно слушал чтение молитв. Иногда вздыхал и, смотря наверх, как ребенок что-то лепетал, шевеля губами. После чтения канонов и акафистов он или уходил в келию, или, выбрав местечко, укладывался на ковре среди паломников и спал до утра. Проснувшись, слушал утренние молитвы. Перед литургией убирал стулья, лавки – тащил их по полу через весь храм к свечному ящику. Вскоре раздавался оглушительный грохот. Это он перебрасывал лавку или стул через барьер свечного ящика, где они раньше стояли. Так своеобразно наводил порядок. После ночных бдений часто причащался в своей старенькой ряске вместе с мирянами.

Многие странности отца Софрония можно объяснить тем, что он немного юродствовал. Он был внутренне свободным человеком, не зависел от многих житейских условностей. То, что отец Софроний умеет себя вести вполне пристойно, выяснилось во время его, наверное, единственной поездки в Почаев. Как-то отец Онуфрий (Березовский, ныне – Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины) пригласил его провести отпуск в Почаевской Лавре. Собрался отец Софроний в дорогу с одним более молодым собратом, который относился к нему серьезно и почтительно. Оделся отец Софроний соответственно сезону (была ранняя осень) и подчеркнуто аккуратно, как человек, который прекрасно понимает, что придется быть долгое время на людях. Все юродство было оставлено. Ехал по-монашески налегке, практически без багажа с маленькой сумкой. В Почаеве он также вел себя безукоризненно и строго, не допуская никаких вольностей «юродства». Как и в Сергиевой Лавре, ходил на все службы, читал синодики. Когда отец Онуфрий пригласил его на ужин, охотно согласился, добавив: «Кушать – не работать!»

За год до своей кончины отец Софроний стал быстро терять зрение, по настоянию отца Наума пришлось обратиться к врачам. С одной стороны, он понимал необходимость этого, но, с другой – не хотел, противился. Перед лечением, чтобы духовно укрепиться, вспоминал поучение в рифму: «Кто не лечится – тот как самоубийца, а за самоубийцу даже Церковь не велит молиться!» Это для него было очень мощным аргументом. Вспоминая эти слова, он умилялся и даже плакал, покорно отдавая себя в руки врачам. После операции летом 2000 года было улучшение, но он «ворчал»: «Мучители! Это было хуже, чем в аду!» – и начинал плакать. Врачи на него производили удручающее впечатление.

До последнего дня отец Софроний сохранил ясный рассудок. Умел пошутить, разрядить обстановку. Когда его собирали в больницу и не могли найти свитер, он заметил: «Свитер уехал в Питер». В конце жизни его, уже почти слепого, вели под руки, на повороте подсказывают: «Батюшка, идите налево», а он: «„Налевоˮ, – сказала королева!» Такие прибаутки располагали к нему братию.

Иногда его просили помолиться. Как правило, он ничего не отвечал, но потом все то, о чем его просили помолиться, устраивалось.

Надо заметить, что большой слабостью отца Софрония были духовные, народные и патриотические песни. Как-то он, не таясь, громко каялся архимандриту Науму, что поет песни. Тот ему посоветовал: «Ну ты не пой», – на что Софроний простодушно возразил: «Какже так? Я ведь люблю петь!..» Кстати, отец Наум в разговоре с братией однажды похвалил отца Софрония: «Молодец! Очень тщательно исповедуется, заботится о своей душе...»

В больнице постоянно просил читать ему пяточисленные молитвы к Божией Матери. При этом чтении он умилялся и плакал. Без слез не мог слушать молитвы с упоминанием имени Богородицы. Он был человеком очень трезвого, критического ума. Свои добродетели старательно скрывал. Поэтому осталось тайной, как отец Софроний в прежние годы проводил время в келии, куда никого не пускал. А в последний год болезни за внешностью простого человека открылось то, что ранее никто не знал. Лежа на койке, отец Софроний весь день со слезами непрестанно молился Божией Матери: «Богородица, помози мне! Владычица, не дай мне погибнуть!» Часто взывал к Богу с просьбой о помиловании, об избавлении от мук. У него было постоянное памятование о Боге, геенне и вечных муках. Почитал себя большим грешником и молился часто не уставными, а своими молитвами. Находившемуся рядом келейнику или врачу было не по себе, ибо чувствовалось, что отец Софроний находится в непрестанном общении с горним миром: Господом, Божией Матерью, преподобным Сергием...

О его благоговейном почитании Пресвятой Богородицы свидетельствует такой факт. Отец Софроний уже практически не вставал и почти ослеп. Когда над его кроватью повесили календарь с изображением Божией Матери, он, узнав об этом, попросил перевесить. Брат удивился: «Почему?» – «Ну потому, что я могу повернуться к Ней задним местом...» Боялся оскорбить Ее, выразить непочтение даже положением своего тела под иконой на календаре.

Когда его собирали в больницу на операцию, братия увидали толстую исписанную крупным ученическим почерком тетрадь. В ней были собраны духовные стихи, псальмы на разнообразные темы: жития святых, подвижников Афона, былины, песни с глубоким, духовнопоучительным содержанием. На вопрос, чья это тетрадь, отец Софроний неопределенно ответил: «Не знаю, кто-то принес...» Но после кончины выяснилось, что почерк был его. По сути, это была не тетрадь, а бесформенный комок из двадцати с лишним школьных тетрадей разного объема, неумело подшитых одна к другой – почти 800 страниц! Многие листочки с духовными стихами, особенно на покаянные темы, были истерты пальцами. Ясно, что отец Софроний их часто перечитывал, но от внешнего взора это скрывал...

Отец Софроний был человеком очень неприхотливым и не желал, чтобы его келию ремонтировали, хотя она имела крайне аскетический, плачевный вид и во всем корпусе требовала ремонта в первую очередь. Это была ветхая и почти пустая комнатка: старые кровать, стол, стул, голые, облупившиеся стены, на которых висело несколько выцветших картинок с видами природы. Суровую обстановку дополнял пол с широкими щелями, без каких либо ковриков. Были еще, конечно, простенькие бумажные иконочки. Отец Софроний был противником и ремонта келии, и пошива нового облачения. Считал, что и так хорошо. Ключ от двери никому не доверял, чтоб в его жилище не хозяйничали. Когда же его положили в больницу, келию удалось привести в порядок. Отец Алексий (Григоренко-Писанюк) в этом деле был, разумеется, руководителем. Во время ремонта, трудно сказать как, пропали документы отца Софрония: пенсионное удостоверение, наградные бумаги участника войны с Германией и Японией, что-то еще. Вернувшись из больницы, он устраивал Алексию «допросы с пристрастием». Но тот в этой сложной ситуации умел разряжать обстановку. Приносил пострадавшему виноград, бананы или какой-нибудь подарочек, как-то раз достал денег. Отец Софроний на время успокаивался и забывал о своей утрате. Наверное, позже отец Алексий восстановил бы потерянные документы, но Преподобный Сергий принял отца Софрония в свою небесную обитель. Когда келейник молился на ранней литургии, в тишине и одиночестве душа отца Софрония разлучилась с телом. Было это 4/17 июля 2001 года, накануне летнего дня памяти Преподобного Сергия, в день первого празднования новопрославленных святых царственных страстотерпцев...

Тело почившего перенесли под Успенский собор, в храм Всех святых, в земле Российской просиявших. В Лавру на праздник и на заседание Синода собралось, как всегда, немало архиереев, многие из которых знали отца Софрония лично. Архипастыри приходили, прощались с ним и благословляли его тело во гробе. Отпевание отец наместник совершил на третий день его кончины, совпавший с днем памяти Всех Радонежских святых. Во время прощальной литии перед Успенскими вратами отец Софроний получил последнее архиерейское благословение от архиепископа Тернопольского и Кременецкого Сергия, только что отслужившего литургию в приделе Радонежских святых. Старшие отцы заметили, что такого архипастырского напутствия не сподобился никто из братии, скончавшихся за послевоенное время. Многие во время чтения Псалтири по усопшему, служения панихид, а также при отпевании отца Софрония не чувствовали угнетения и скорби, которые нередко бывают на похоронах. Напротив, было ощущение духовной радости и праздничности, сопутствующее кончине праведника...

Вечная память приснопамятному старцу иеродиакону Софронию!

Источник: https://stsl.ru/

Святой Евстафий Плакида и Тамара Георгиевна

В память о Тамаре Георгиевне помещаем историю, записанную с ее слов О.В. Мамоновой  

       
С Тамарой Георгиевной я познакомилась у нас на приходе в начале 2000-х годов. Казалось, она умела всё: прекрасно готовить в трапезной, доить корову и выращивать богатый урожай на огороде. Меня сразу поразило в ней то, что она всё готова была пожертвовать храму: своё время, силы, вещи. Тамара Георгиевна пришла в храм в середине 90-х годов 20 века, когда еще шло строительство деревянного храма. Она организовала временную кухню на территории полигона и кормила причт и строителей. И свою посуду принесла она из дома для этой кухни. Как-то мы разговорились с ней об этом времени, и по ходу рассказа она мне поведала свою личную историю.

«Война застала меня восьмилетней девочкой в Киеве. Папа ушёл на войну, а мама со мной и двумя младшими сестрами поехала в Сибирь. На станции «Россошь» поезд попал под бомбежку немецкой авиации. Мама успела нас спрятать в кустах, а сама побежала снимать с поезда других деток. Её ранило в живот и ногу, кто-то  перевязал маму, и нас пересадили в другой поезд. Несколько месяцев мы добирались до Минусинска. После длинной дороги я сразу заболела крупозным воспалением лёгких, меня спасли две ампулы пенициллина, которые мама принесла из больницы. Она устроилась туда работать, а сама там заразилась брюшным тифом. Наша съемная квартира была недалеко от больницы, и я, как самая старшая, решила забраться на выступ окна, чтоб заглянуть через стекло в мамину палату. Только я оперлась двумя руками о сетку, вставленную в оконную раму,  сразу же провалилась внутрь, и тут услышала крик медсестры: «Заразишься ведь!»  Я действительно заразилась, а маму похоронили раньше, чем я выздоровела. Помню, что могила её была рядом с разрушенной церковью. Остались мы сиротами. Некому было позаботиться о нас, мамину семью когда-то раскулачили, дом взяли под сельсовет, брата  отправили в ссылку. Меня, как школьницу, определили в один детдом, а сестренок Галю и Надю - в другой. Сначала эти заведения были в одном городе, потом дошкольное отделение куда-то переехало, и я потеряла связь с сестрами. Помню, что детский дом располагался в зданиях бывшего монастыря, и к советским праздникам мы делали стенгазеты и украшали их цветным –синим, зелёным, красным - битым стеклом, которое находили на территории, может быть это были осколки лампад. Одна нянечка в детдоме была верующая, она рассказала мне о Боге и  научила нескольким молитвам, которые я читала, когда мне было страшно. Помню, болел сильно живот, и было подозрение на аппендицит,  во время обследования я читала молитвы про себя. Оказалось, что это малярия, и к моей великой радости - операции не будет.

       Про папу  ничего не знала. В 1947 году написала письмо тёте Ниле в Воронеж, пожаловалась, что через год мне надо уходить из детского дома, а что делать дальше не знаю. И в это же время к тёте пришло письмо от отца. Он был жив! Папа в 1942 году попал в плен с ранением ноги и живота. Ему пришлось скрывать это, иначе его могли бы просто расстрелять. Помогла одна женщина-врач, делала ему уколы. Папа побывал на работах в Моравии, Бессарабии, Германии и Норвегии. Из последнего лагеря он дважды пытался бежать, но его находили и сильно наказывали. В 1946 году папа вернулся в Ленинград, и тут его, как человека прошедшего фашистский плен, сразу отправили в советский лагерь в Норильск, где он работал на каком-то заводе как заключенный. Работа была тяжёлой, добираться от барака до завода в метель нужно было, держась за толстую верёвку, иначе просто не найдёшь дороги и замерзнешь. В Норвегии он был пленным русским, а на родине получил клеймо  «врага народа».

              В 1947 году папа написал в мой детский дом, с просьбой отпустить к себе дочь. Его тогда послали  работать в Северо-Енисейский на вольное поселение. В 1948 году, когда мне исполнилось 15 лет, разрешили уехать к отцу. Я была счастлива, еду к папе, одно меня огорчало:  сестёр я так и не нашла. Часто я о них думала, и было чувство вины, что потеряла их. Директор детского дома послал со мной сопровождающего воспитателя, вместе с ним мы плыли на пароходе из Минусинска до Красноярска. Помню, я подбежала к палубе и что-то хотела бросить в воду, а сопровождающий громко позвал меня по фамилии: «Коршак!». В детском доме нас всегда почти звали не по имени, а по фамилии. И вдруг ко мне подходит незнакомая женщина и спрашивает: «Твоя фамилия Коршак? А у тебя есть сестрёнки Галя и Надя? Я их воспитательница, наш детский дом находится в селе Ермолаево». 

Я жила с папой несколько лет в Северо-Енисейском,  а с сестрами мы воссоединились только в 1953году, когда закончился срок папиной ссылки. После 50 лет я пришла работать в церковь на Бутовский полигон  и прочла житие святого воеводы Евстафия Плакиды. В нем рассказано,  как в сложных обстоятельствах воевода потерял  жену и двоих сыновей, а через много лет чудесным образом вновь встретил своих родных, которых считал уже умершими. Теперь я понимаю, что и наши письма с папой, написанные одновременно в Воронеж, могли бы затеряться, и воспитательница из ермолаевского детдома могла бы не расслышать мою фамилию на пароходе. Если бы не Промысел Божий, который собрал разъединенное в одно целое, а реабилитировала я папу и нас, троих сестер, совсем недавно – в 2012 году. Папа при жизни не хотел этого, боялся, что нам это может повредить. Он умер в 1975 году от последствий того самого ранения в ногу, которое скрывал в плену.»

                                          

                                                 Письмо отцу.

Папа, я сестренок потеряла.

Папа, наша мама умерла.

Ты прости, что я ее родную

От болезни не уберегла.

 

В Россоши наш поезд

Был обстрелян,

Маму сильно ранило тогда,

А она еще, бедняжка, успевала

Снять детей с горящего состава.

 

А потом мы долго

Ехали в Сибирь,

После поезда нас повезла машина,

Меня - в кузов,

Маму с сестрами в - кабину,

Дали валенки и старую овчину,

Только простудилась сильно я.

 

Мама позже тоже заболела,

От брюшного тифа умерла.

Меня с сестрами в детдом забрали,

Только в разные попали детдома.

 

И не знаю я, где нынче сестры,

И в какую мне стучаться дверь.

Верю твердо, был бы ты со мною,

Мы бы отыскали их теперь. 


† ТАМАРА ГЕОРГИЕВНА ТРОШУНИНА (18.11.1933 – 15.07.2023)

В субботу 15 июля 2023 г. отошла ко Господу раба Божия Тамара,

Тамара Георгиевна Трошунина,

старейший член Приходского собрания храма Свв. Новомучеников и исповедников Российских в Бутове.

Тамара Георгиевна прожила долгую и трудную жизнь. В 1996 г. она одной из первых пришла на помощь возводимому на полигоне храму. Ее трудами была организована первая приходская трапезная, в начале в полевых условиях, прямо на полигоне около деревянного храма, затем в приходском «белом» доме. Тамарой Георгиевной было положено и начало приходского подсобного хозяйства, в том числе и скотного двора.

Это был человек удивительной доброты и преданности воли Божией.

Господь да упокоит в селениях праведных душу новопреставленной рабы Своей ТАМАРЫ!

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!


Водосвятный молебен в часовне Свв. бессребреников Космы и Дамиана в д. Дрожжино

В нескольких сотнях метров к югу от Бутовского полигона расположена деревня Дрожжино. До XVIII столетия в этом селе на правом берегу реки Гвоздни (ныне Гвоздянка) существовал храм в честь Космы и Дамиана, и село имело название Космодамианское. В XVIII веке храм был упразднен, но до 30-х годов прошлого столетия в деревне была часовня. По инициативе прихода храма Свв. Новомучеников и исповедников Российских в Бутове на месте, где некогда стояла эта часовня, была воздвигнута новая, каменная часовня, которую 14.07.2018 г. освятил Преосвященный Савва, епископ Воскресенский.

Сегодня, 14 июля, в день памяти свв. бессребреников Космы и Дамиана, в 5-ую годовщину освящения часовни, по окончании Божественной Литургии в приходском храме, священник Артемий Цех совершил в ней водосвятный молебен. На молебен пришли и жители деревни, и прихожане Бутовского храма.
Жительница д. Дрожжино, Вера Николаевна Макарова (86лет), несмотря на трудность передвижения, с большой радостью пришла в часовню. Вера Николаевна выразила свою благодарность духовенству Храма в честь Святых Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове за заботу, внимание и возможность принимать участие в Таинстве Евхаристии на дому.

Крестный ход Бутовский полигон – Екатерининская пустынь. 12 июля 2023

В праздник Святых первоверховных апостолов Петра и Павла, 12 июля, приходом храма Свв. новомучеников и исповедников Российских в Бутове был совершен традиционный крестный ход в Свято-Екатерининский монастырь в Расторгуеве. Крестный ход начался после совершения Божественной литургии в Бутовском храме.

Его возглавил клирик храма иерей Иоанн Савицки. В крестном ходе приняли участие более 70 прихожан.  Крестоходцы, неся хоругви и иконы, прошли через деревни Боброво и Лопатино и далее по краю леса вышли к монастырю. Шествие сопровождалось пением молитв и молебных запевов под управлением регента храма Татьяны Федосеевой. Для обеспечения безопасности при движении по автомобильным дорогам крестный ход сопровождался нарядом ДПС.

У врат Екатерининского монастыря участники крестного ходы были встречены наместником обители, епископом Видновским Тихоном. Затем около соборного храма на монастырском кладбище была отслужена лития по пострадавшим на Бутовском полигоне и в Сухановской тюрьме НКВД, располагавшейся в годы репрессий на монастырской территории, а также почившей братии обители. По завершении молитв владыка Тихон приветствовал гостей архиерейским словом и пригласил их на трапезу, во время которой рассказал о возникновении и жизни монастыря.  После трапезы паломники посетили собор, где приложились к монастырским святыням, а также музей, где ознакомились с историей обители и Сухановской тюрьмы. В завершение была сделана общая фотография.

Паломники сердечно благодарят Его Преосвященство, дорогого Владыку Тихона, за оказанный радушный прием, и Администрацию Ленинского городского округа за обеспечение безопасности во время движения крестного хода.


Галерея